СВЯЩЕННЫЙ ОГОНЬ
По материалам А. С. Уварова, феникс как символ бессмертия изображался на римских монетах со времени императора Адриана (117-138), чеканенных в честь Трояна, и значение его определялось надписью: aeternitas augusta 'священная вечность'. На христианских надписях Рима феникс встречается первый раз в 385 г., и его изображение заимствовано с римских монет. В начале III в. в первом письме Климента, епископа римского, подробно описана эта легендарная птица. На монетах наследников Константина Великого изображение феникса означает воскресение империи к лучшему устройству, воссоздание империи, или, как гласят надписи на монетах, felix temporum reparatio 'счастливое возобновление времен'.
В раннехристианской традиции феникс был доказательством воскресения во плоти, символом вечного возвращения. К этому образу прибегали Тертуллиан, святой Амвросий и Кирилл Иерусалимский. "Все погибает ради своего сохранения", - утверждает Тертуллиан. Данте повторит эту формулу спустя тысячу триста лет.
"Воскресение мертвых - упование христиан - пишет Тертуллиан, - Благодаря ему мы - верующие. Истина заставляет верить этому, истину открывает Бог. Но толпа насмехается, мня, что ничего не остается после смерти. И, однако, приносит жертвы умершим и к тому же с необыкновенной услужливостью, приспосабливаясь к вкусам погребенных, к времени приема пищи, так что в ком она отрицает какое-либо чувство, в тех же предполагает желание. А я буду осмеивать толпу, особенно когда она без всякой жалости сжигает тех самых умерших, которых потом весьма лакомо кормит, одним и тем же огнем и оказывая почести, и оскорбляя. О привязанность, забавляющаяся жестокостью! Священнодействует она или глумится, когда сжигает для сожженных?" (Тертуллиан. О воскресении плоти. 1).
Эти размышления не помешали Тертуллиану использовать в качестве примера уникальную птицу, умирающую в огне и тут же возвращающуюся к жизни. Феникс Тертуллиана подвластен смерти, как и любое живое существо, но смерть для птицы лишь способ обновления, вечного возвращения к своей неизменной сущности, и, в конечном счете, отрицания смерти. В христианское представление о линейном характере времени вторгается идея циклического повторения, грозя его разрушить. Но, кажется, возникающее противоречие не смущает Тертуллиана, занятого доказательством идеи воскресения.
"Если вселенная недостаточно являет образ воскресения, если творение ничем этого не подтверждает [...], то вот перед тобой полнейший и достовернейший образ этой надежды, существо одушевленное, подвластное и жизни и смерти. Я разумею птицу, обитающую на Востоке, замечательною своей редкостью и удивительною способностью к жизни: умирая по своей воле, она обновляется; умирая и возвращаясь в день своего рождения, феникс является там, где уже никого не было, вновь та, которой уже не было, иная и та же самая. Что может быть яснее и убедительнее для нашего предмета? И чему еще служит это доказательство? Даже в Своем Писании Бог говорит: Ты процветешь, как феникс, то есть после смерти и погребения, чтобы ты поверил, что даже у огня можно отнять субстанцию тела. Господь сказал, что мы лучше многих воробьев* [*Матф. 10:31]. Если мы не лучше многих фениксов, то не беда. Но должны ли навсегда погибать люди, если аравийские птицы спокойны за свое воскресение?" (Тертуллиан. О воскресении плоти. 13).
По учению стоиков, мир - это огромное живое тело, душа которого есть творческий огонь или теплое дыхание. Пневма вечна, обладает внутренней энергией и спонтанным движением; она - единственный источник жизни психической и физической во всех ее проявлениях, причина и создатель вселенной. В начале бесконечной пустоты существует один огонь. Что же касается конца эволюции, то стоики приняли идею вечного возвращения.
Стоики учили, что мир погибает в огне и возрождается в огне и этому процессу не будет конца и не было начала. Эти идеи восходят к халдейскому учению о "великом годе". Согласно этому учению, Вселенная вечна, но она периодически исчезает и возрождается каждый "великий год"; когда все семь планет собираются в созвездии Рака, происходит потоп; когда они собираются в созвездии Единорога, вся Вселенная истребляется огнем. Миф об испламенении был в большой моде между 1в. до н.э. и III в. н.э. во всем романо-восточном мире. По словам Цицерона, "природа звезд огненная, поэтому они питаются испарениями земли, моря и прочих вод. Эти испарения вызываются солнцем из согретой земли и из вод. Напившись ими и восстановив себя, звезды и весь эфир изливают их обратно и вновь извлекают их оттуда, так что почти ничего не пропадает, или очень мало, из того, что потребляет огонь звезд и пламя эфира. Из этого следует, по мнению наших философов, что в конце концов весь мир воспламенится, после того как будет уничтожена вся влага, когда ни земля не сможет питаться, ни воздуху не из чего будет восстановить себя, ведь когда истощится вся вода, то и воздух не сможет образоваться. Итак, ничего не останется, кроме огня. Но от него-то, живого существа и бога, и произойдет восстановление мира, и возродится красота" (Цицерон. О природе богов. II. 46. 118). Евсевий цитирует фрагмент из несохранившегося трактата Аристокла "О философии" (II в. н. э.): "[Стоики] называют огонь [основным] элементом всего существующего, как Гераклит, а его началами - вещество и бога, как Платон. Но Зенон утверждает, что эти начала - и действующее, и испытывающее воздействие - телесны, в то время как Платон говорит, что первая действующая причина бестелесна. Далее, говорит Зенон, в некое назначенное судьбой время весь мир воспламеняется, а затем вновь упорядочивается. Этот первоогонь представляет собой как бы семя, содержащее логосы и причины всех вещей, которые возникали, существуют и возникнут в будущем" (Аристокл у Евсевия. Приготовление к Евангелию. XV. 14, 2). Может ли статься так, что идея периодического обновления мира в огне, отвергнутая учителями христианства, благодаря фигуре бессмертного феникса, проникла в запретное для себя идеологическое пространство. Ориген, полемизируя с Цельсом и стоиками на тему вечного круговращения вещей, замечает; "После уничтожения этого мира огнем - а это происходило бесчисленное число раз и будет еще происходить бесчисленное число раз - порядок всех вещей, по их мнению, был и будет оставаться одним и тем же от начала и до конца. Правда, стоики стараются смягчить несуразность этого своего учения. Они говорят, что с каждым круговращением опять появятся - только не знаю, каким именно образом, - люди, и совершенно похожие на людей предшествующих времен" (Ориген. Против Цельса. LXVIII; ср.: Арнобий. Против язычников. II. 9). Словно подводя итог тысячелетнему спору о фениксе, который, подобно миру стоиков, уничтожается и возрождается в огне, Данте пишет:
"Так ведомо великим мудрецам,
Что гибнет Феникс, чтоб восстать, как новый,
Когда подходит к пятистам годам.
Не травы - корм его, не сок плодовый,
Но ладанные слезы и амом,
А нард и мирра - смертные покровы"
(Данте. Ад. XXIV. 106-111).